В конце мая-начале июня республики Северного Кавказа стали одним из главных очагов коронавируса в России. Смертность врачей в этом регионе является рекордной. О ситуации с коронавирусом в Чечне, Дагестане и Ингушетии Польскому Радио рассказал руководитель северокавказского направления правозащитного центра «Мемориал» Олег Орлов.
- Давайте начнем с Дагестана. В четверг, 18 июня, президент России Владимир Путин поручил федеральным ведомствам оказать дополнительную помощь республике для борьбы с коронавирусной инфекцией. По данным на 18 июня, Дагестан находится на 8 месте по числу людей, заразившихся вирусом. На сегодняшний день, согласно официальной статистике, зараженных там почти 7 тысяч человек, 338 человек скончались. Как сейчас там выглядит эпидемиологическая ситуация? Можем ли мы доверять официальной статистике?
- Никаким статистическим данным в целом в России, а особенно на Северном Кавказе, верить невозможно. Очевидно только одно – повсеместное вранье и игры со статистикой. Есть такое соревнование регионов – где меньше жителей заболеет коронавирусом. Длительное время в Дагестане речь шла о нескольких десятках заболевших и о порядка 20 с небольшим человек, умерших от коронавируса. При этом дагестанская статистика говорила, что больше десяти умерших – это полицейские, а все остальные – это врачи. Извините, а что простые люди вообще не умирали? Когда стало ясно, что это поголовное вранье, когда в Дагестане разразилась по сути дела катастрофа, то в этот момент глава Дагестана Владимир Васильев сказал: «Да, в целом, конечно, от коронавируса и от внебольничной пневмонии у нас умерло на самом деле более 400 человек». То есть до этого более чем на порядок занижались цифры. С этого момента нам начали говорить, что погибших значительно больше. Наконец было официально признано, что Дагестан находится на 4-5 месте по количеству погибших. Длительное время он был на 3 месте по количеству зараженных, сейчас он опустился в этом трагическом рейтинге. Это просто пример вранья.
- Северный Кавказ – неоднородный регион. Вы описали ситуацию в Дагестане, а что в этот момент происходит, к примеру, в Ингушетии? Опять-таки, согласно официальным данным, там 2725 человек, которые заразились вирусом, а умерли от COVID-19 64 человека.
- В Ингушетии мы провели исследование социальных сетей. Мы собирали и анализировали публикации, в которых говорилось, что люди умерли либо от коронавируса, либо в больнице от пневмонии, или умерли несколько членов одной семьи, когда кто-то из членов заражался коронавирусом. Дальше мы опрашивали людей. Мы собрали довольно большую статистику. Она абсолютно не соответствует официальным данным Ингушетии. То есть мы имеем дело с повсеместным враньем, поэтому никаким официальным цифрам в России верить нельзя. Может быть, единственное место, где хоть как-то статистика соотносится с реальностью – это Москва, но никакой другой регион.
- Какие ограничительные меры были приняты на Северном Кавказе в связи со вспышкой эпидемии, какие из них уже были отменены?
- Практически везде были приняты ограничительные меры, другой вопрос, как они выполнялись. Был введен повсеместный масочный режим, пропускная система для переезда, выхода из дома и тем более для выезда из республики. Было ограничено посещение магазинов. Для Северного Кавказа это было очень трудным, но было прекращено проведение коллективных молитв в мечетях. Такое решение было принято не сразу, но в какой-то момент духовенство, которое вначале скептически к этому относилось, пошло на этот шаг. Вопрос в том, как это все соблюдалось. И в Дагестане, и в Ингушетии, и в Кабардино-Балкарии – в разных регионах Северного Кавказа – ограничения практически не соблюдались. Власть не имела ни сил, ни желания, ни возможности как-то это контролировать. То есть было объявлено, но ничего не соблюдалось. Люди очень часто ходили без масок. Более того, среди части народов Северного Кавказа, в частности, в Ингушетии принято проводить так называемые обряды Зикр. Они проводятся не в мечети. Его проводят религиозные братства. Иногда они ходят или бегают по кругу, иногда вместе читают ритмично молитвы. В Ингушетии проводились эти Зикры. Естественно, все это не могло не привести к дальнейшему распространению заразы.
- Правозащитники, которые занимаются Северным Кавказом, часто сравнивают политические две модели, две системы правления, который мы наблюдаем в Ингушетии и Чечне. Как Вы сами пишите в своей колонке на сайте «Эхо Москвы», за последние десять лет в Чечне установился и закостенел тоталитарный режим. В Ингушетии же, напротив, режим менялся: «от открытого для диалога с обществом к умеренно авторитарному, а потом (с марта 2019 года) и к репрессивно-авторитарному». Как отношения власти и общества отразились на эпидемиологической ситуации. В то время как в Ингушетии люди продолжали посещать религиозные обряды, нарушали ли какие-то ограничения жители Чечни?
- При всем при том, что мы на протяжении многих лет очень резко критикуем действия чеченских властей за злостное нарушение прав человека, за самые разные вопиющие проявления наплевательского отношения власти к людям, в данном случае тоталитарный режим Рамзана Кадырова, как ни странно, оказался более ответственным в отношении к эпидемии. У главы Чечни была такая возможность, потому население республики запуганное, а полиция действует жестоко. Только там жестко соблюдались все ограничения. Однако и там сейчас это все отменено в связи с тем, что президент России Владимир Путин решил проводить парад Победы почему-то в июне и, что самое главное – голосование по поправкам к Конституции.
- Безопасно ли сейчас проводить на Северном Кавказе голосование по поправкам к Конституции, которое запланировано на 1 июля?
- По всей России начали сворачивать карантинные меры. Естественно, каждая из республик, каждый из краев, каждая из областей докладывают, что у них все лучше всех. Они говорят: «Мы победили». То же самое происходит на Северном Кавказе. К чему это приведет, мы не знаем, увидим. Однако нам известно, что в Чечне отменены почти все ограничения, и сейчас там довольно большое количество новых заболевших. Наши коллеги, друзья и знакомые из Чечни сообщают, что в больницы поступает множество заболевших. Приходят сведения об умерших. Я не могу назвать никаких цифр, потому что проводить исследования, собирать статистические данные хотя бы из социальных сетей в Чечне невозможно. Там люди боятся говорить даже в социальных сетях. Поэтому мы знаем, что вспышка там есть, а сколько, как, нет, извините, никаких цифр назвать не можем.
Материал подготовила Дарья Юрьева