Выступая 11 февраля на сходе номенклатуры — т.н. VI Всебелорусском народном собрании — именующий себя президентом Республики Беларусь Александр Лукашенко среди прочего заявил о том, что его оппоненты якобы предлагают «создание сквозной системы образования […] на белорусском языке: от детских садов до университетов. Введение уголовной ответственности за публичное оскорбление белорусского языка и так далее». Таким образом Лукашенко подчеркнул, что это не его программа. В то же время он отметил, что «есть основы, которые позволяют нам оставаться в истории сильным и независимым государством. Это прежде всего культурное наследие, национальное самосознание, уклад жизни».
Что же Лукашенко понимает под «национальным»? В том же докладе он пояснил: «У нас два родных языка. Белорусский и русский. […] Великий русский язык, где много нашей белорусской души. Язык — это постоянно развивающаяся материя. Если мы это потеряем, мы никогда больше это не вернем. Поэтому белорусский и наш русский язык — они будут всегда достоянием нашей нации, и мы не будем травить людей… И давить, чтобы они не разговаривали на русском языке».
Лукашенко постоянно защищает «великий русский язык» — под разными предлогами. И давит белорусский. Он пугает белорусов тем, что они, не будь Лукашенко, будут разговаривать на белорусском языке. Со стороны это выглядит нелепо. Но т.к. «уклад жизни» в Беларуси определяет единолично Лукашенко, в т.ч. языковую политику, то его заявления — далеко не пустой звук.
В столице страны — Минске в 2018/2019 учебном году лишь в пяти гимназиях и двух школах предметы преподавали по-белорусски. Это составляет лишь 2,8% от 247 средних учебных заведений города.
Белорусы составляют 83,7% населения Республики Беларусь. Но лишь 53,2% граждан Беларуси считают родным белорусский язык. При этом дома по-белорусски общаются 23,4% населения страны. Это данные переписи 2009 года и результат языковой политики Лукашенко.
Почему первый президент Беларуси проводит антибелорусскую языковую политику, по сути лингвоцид в отношении коренного, государствообразующего народа страны?
Бывший депутат Верховного Совета Беларуси Сергей Наумчик хорошо знает Лукашенко лично и по работе в белорусском парламенте в 1990-1995 годах. В 1994 году Лукашенко стал президентом. А Наумчик в 1996 году был вынужден эмигрировать — как непримиримый оппонент Лукашенко, один из лидеров оппозиционного диктатору Белорусского Народного Фронта, отстаивавшего права белорусского языка, лишенного по инициативе Лукашенко в 1995 году статуса единственного государственного, а по сути вообще лишенного почти всех прав.
Сейчас, глядя из Праги на происходящее в Минске, Сергей Наумчик видит одну из причин отрицательного отношения Александра Лукашенко к белорусскому языку в социально-экономических условиях, в которых рос этот человек в 1960-е годы на востоке Беларуси, у самой границы с Россией:
Восток Беларуси, пограничье Могилевской и Витебской областей, откуда родом Лукашенко, в то время уже был существенно русифицирован. Хотя, безусловно, это белорусская территория с белорусским населением.
Единственной возможностью вырваться из социальной нищеты, из социального дна для людей был переезд в город. А в городе, чтобы быстрее стать «своим», нужно было, поступив в институт или пойдя работать на завод, говорить так, как в городе. А в городе говорили и считалось, что нужно говорить по-русски.
Поэтому сформировалось отношение к белорусскому языку как к «колхозному», низкому по статусу, языку некоего социального дна.
На пути к более высокому общественному статусу — от колхозника к горожанину — выходцу из белорусской деревни, в т.ч. Лукашенко, пришлось пройти через ряд обязательных испытаний. Среди них — отказ от родного языка:
Легче всего им было отречься от того, что было их характерным признаком — от языка. Здесь, конечно, накладывается политика русификации, которая шла с 1930-х гг. и активно набирала темп в 1960-е гг.
Сергей Наумчик видит в Александре Лукашенко своего рода один из архетипов белорусов, воспитанных в 1960-1970-е годы:
Лукашенко, если говорить о нем в языковом контексте, был продуктом того времени.
Потом, добавьте сюда еще службу в Советской Армии.
Лукашенко вышел из самого социального дна, с тяжелыми психологическими заболеваниями, даже скорее комплексами, с обидой на весь мир.
В 1990-е годы журналисты ездили в деревню, где вырос Лукашенко. Это было заброшенное село — самое социальное дно. Там не было культа книги, музыки, о театре вообще вряд ли кто-либо знал. Там господствовал культ силы. Кто силен, тот бьет слабого, тот и взбирается наверх. Лукашенко прошел эту школу. И поэтому на фоне русификационной политики и на личном опыте получился такой результат.
К «букету» разного рода причин, сформировавших отрицательное отношение Александра Лукашенко к белорусскому языку Сергей Наумчик добавляет службу в пограничных войсках СССР, где отнюдь не прививали любовь к белорусскому языку, а наоборот — воспитывали в духе советского патриотизма и отторжения всякого рода национальных особенностей:
Он пришел в 1990 году в Верховный Совет, не выделяяcь среди своих ровесников — партийной номенклатуры.
Сергей Наумчик у микрофона в Зале заседаний Верховного Совета Беларуси. 1991 год.
Характеризуя номенклатуру поколения Лукашенко, Сергей Наумчик отмечает ее отличие от номенклатуры более старшего поколения — в т.ч. по отношению к белорусскому языку:
Они еще учились в белорусских школах, они еще застали то время, когда белорусский язык, конечно, не переживал расцвет, но был естественным явлением, к которому в народе не было отрицательного отношения.
А вот новая поросль — это номенклатура, которая пошла расти в период Слюнькова, первого секретаря ЦК КПБ, поставленного Андроповым, который просто уничтожал всю национальную культуру, как только мог. Слюньков был технарем, для которого важен был план, выполнение надоев, укосов, т.н. социалистических обязательств предприятий. Соответственно, культура находилась в запущенном состоянии, она не была престижна, не была нужна.
Номенклатура поколения Лукашенко просто не понимала ценности белорусской культуры, языка. Поэтому Лукашенко в этом плане не был уникален.
Когда Лукашенко стал в 1990 году депутатом, а в 1994-м президентом, действовал закон «О языках в Белорусской ССР», принятый еще полностью коммунистическим, не избранным, а назначенным компартией Верховным Советом Белорусской ССР XI созыва, а также положение Конституции БССР и Республики Беларусь, гласящее, что белорусский язык является государственным, а русский — «языком межнационального общения».
Сергей Наумчик вспоминает отношение к этому положению среди пророссийской шовинистической общественности в Беларуси:
Пророссийские политические силы понимали, что государственный статус белорусского языка будет означать отрыв Беларуси от России в том плане, что больше не будет возврата назад, в империю, и они не могли этого допустить.
Лукашенко не то, чтобы почувствовал эти настроения. Я убежден, что он просто исполнял пожелания и намерения этих проимперских, пророссийских сил, которые были в его окружении. Среди них был глава Администрации президента, бывший депутат Верховного Совета Леонид Синицын. Это был полностью пророссийский человек, он являлся «архитектором», если можно так сказать, референдума 1995 года.
Еще одним идеологом референдума 1995 года был полковник Владимир Заметалин — открытый белорусофоб, заявлявший, что Беларусь должна быть частью России, находясь на должности заместителя премьер-министра, представьте себе! Вот такие люди окружали Лукашенко. И все это совмещалось с полным неприятием Лукашенко на психологическом уровне национальных ценностей, белорусского языка и т.д.
На референдуме 1995 года, несмотря на то, что, как отмечает Сергей Наумчик, вынесенные на него вопросы о смене госсимволики (с белорусской национальной на видоизмененную советскую), придании русскому языку статуса государственного противоречили Конституции, большинство принявших участие в голосовании поддержали предложения Лукашенко.
Так белорусский язык перестал быть единственным государственным, разделив этот статус с русским, начавшим задаваливать белорусский. Точнее, давил Лукашенко и его режим, закрывая белорусские школы, выводя белорусский язык из делопроизводства (где он и без того занимал скромное место), сменяя вывески на улицах, в учреждениях, переводя на русский прессу, телевидение, в общем — всю общественную и государственную жизнь страны.
Владеет ли Лукашенко белорусским языком? Без бумажки он никогда на нем не изъяснялся. Да и делал это чересчур редко, обычно зачитыввая несколько абзацев в т.н. День Независимости — 3 июля (да и то, не каждый год) или на вручении президентской премии «За духовное возрождение» на православное Рождество.
С другой стороны, у Лукашенко ярко выраженное белорусское произношение, акцент, когда он говорит по-русски — от себя, не по бумажке.
Сергей Наумчик не припомнит, чтобы с ним Лукашенко разговаривал на белорусском языке, однако считает, что тот им владеет:
Он намного лучше им владеет, чем абсолютное большинство нынешних лидеров оппозиции. Это однозначно. Потому что я слышал как они говорят, если вообще говорят по-белорусски. Я имею ввиду новую политическую оппозицию: штаб Светланы Тихановской и сторонников Виктора Бабарико.
Украинским языком не владели в достаточной степени до появления президентских амбиций ни Петр Порошенко, ни Владимир Зеленский, ни Виктор Янукович. Тем не менее, все президенты Украины говорили или научились говорить по-украински.
Александр Лукашенко, однако, даже не пытался овладеть белорусским литературным языком. Почему? Рассуждает Сергей Наумчик:
Он вырос в 1960-1970-е годы, когда не было необходимости изучать белорусский язык. Пассивно он, конечно, языком владел. Но белорусский язык ничего не давал ему в карьере. Абсолютно. И поэтому вполне естественно, что белорусский язык не представлял для Лукашенко ценности: ни культурной, ни будучи приобретением в карьерном плане.
Сергей Наумчик вспоминает, когда Лукашенко твердо стал на пророссийские позиции. Это случилось, по мнению бывшего депутата, в 1993 году. Уже тогда, вспоминает Наумчик, Лукашенко ездил в Москву и поддерживал тамошних русских националистов — баркашовцев и макашовцев, сторонников Русского национального единства:
Он где-то с 1993 года полностью стал не просто на пророссийские, а на проимперские, шовинистические позиции.
Он идейно понимал, что белорусский язык — это его враг.
Однако, мы не затронули самую главную в политическом смысле тему. Лукашенко стремился на протяжении нескольких лет, после того, как стал президентом Беларуси, завоевать российский трон. У него были притязания на шапку Мономаха, он хотел объединить Беларусь и Россию и заменить больного Ельцина.
Вспомните, что он осуществил десятки поездок в российские регионы, где его торжественно встречали, ему чуть ли не присягали «губернаторы», особенно в регионах из коммунистического «красного пояса». Это было в 1996, 1997, 1998 годах. У него были довольно неплохие шансы сменить больного Ельцина, если бы произошел «аншлюс».
В этом процессе, в осуществлении этих желаний белорусский язык являлся преградой. Ведь Лукашенко нужно было привести белорусскую нацию к одному знаменателю с русской нацией. А что в первую очередь отличает, выделяет нацию? Ясно, что язык. Поэтому была еще идеологическо-техническая установка на уничтожение белорусского языка. Лукашенко понимал, что делал.
То окружение, которые было с ним с 1993 года — панславистские, шовинистические персоны, вложило Лукашенко в голову, что он может претендовать на российский трон.
Если бы сегодня опять возникла ситуация, как в 1997 году, когда Лукашенко мог бы занять главное место в Кремле, то он бы сделал это без раздумий. Он был сдал Беларусь однозначно и сразу.
А самое худшее, что за 26 с половиной лет его правления он воспитал и в результате селекции вывел такое поколение чиновничества и бизнесменов, которое поступило бы так же. Для них Беларусь как территория, где живет определенная нация, не представляет никакой ценности.
Виктор Корбут