«Существует ли (еще) Центрально-Восточная Европа?» – такое название получила дискуссия ученых, организованная польским ПЕН-центром. Тема эта возникла, конечно, не случайно, и связана не только с 100-й годовщиной со дня рождения выдающегося историка, основателя Института Центрально-Восточной Европы, профессора Ежи Клочовского, но и с бурно меняющейся международной обстановкой, в том числе войной за восточной границей Польши.
Я пригласила к микрофону участников дискуссии - профессора Мирослава Филиповича из Католического университета в Люблине и кандидата наук Анну Бжезиньску из Лодзиньского университета.
- Начнем с того, что Центрально-Восточная Европа как понятие существует относительно недавно, если смотреть с исторической перспективы. Это региональный концепт, разработанный во второй половине ХХ в. эмигрантами и диссидентами из социалистических стран Восточной Европы, преимущественно венгерского и польского происхождения. Он вмещает в себя целый ряд смыслов – географический, геополитический, культурный, ментальный. Как было сказано на дискуссии, появление самого термина «Центрально-Восточная Европа» было определенным посылом в адрес Западной Европы, призывом к обращению внимания. А на что именно?
Мирослав Филипович: Прежде всего, на то, что к востоку от железного занавеса существует не только Россия. Это было совершенно сознательное решение Оскара Халецкого (известного польского историка, эксперта Международной комиссии по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций в 20-е годы ХХ века, который уже тогда работал во имя восстановления и развития интеллектуальной жизни во вновь созданных или возрожденных после Первой мировой войны государствах Европы – прим. Ред.). Ему было необходимо сослаться на некий контекст и этот контекст изменить. Объем термина очень большой, но я опасаюсь добавить в него определение «цивилизация», потому что оно ассоциируется у меня с вещами, которые негативно формируют историю. Но я приведу вам один пример. В Минске – столице Беларуси мы видим тамошние церкви, и архитектурный стиль этих церквей, включая средневековые, очень сильно напоминает католические костелы Речи Посполитой. А если поедем дальше на восток, то увидим, что церкви уже имеют купола в виде маковок. Это заставляет говорить, однако, об уникальности этой части Европы.
- Достаточно часто в нарративах этот регион делят на Центральную и Восточную Европу. И в конце ХХ века, а тем более в XXI веке выразительно просматривается тенденция стремления части Восточной Европы стать в каком-то смысле, частью Запада. Центральная Европа это движение начала уже давно, а вот отдельные государства, бывшие в составе Советского Союза, явно хотят ассоциироваться с западной культурой и цивилизацией. Можно ли этот феномен отрыва от, так скажем, «восточности», считать позитивным изменением Центрально-Восточной Европы?
Мирослав Филипович: У меня впечатление, что в настоящее время военная ситуация является определяющей. Для украинцев это вопрос «выжить или не выжить». Честно говоря, иногда шучу, хотя, возможно, это не тема для шуток, что Путину удалось то, чего не удавалось никому. А именно – объединить украинцев. При этом я считаю, что стоит подождать с оценкой еще пару лет. Потому что сейчас еще трудно сказать, как Центрально-Восточная Европа изменилась. Процесс пока что идет. Сценарий может быть очень позитивным, но не обязательно. Профессор Ежи Клочовски, памяти которого мы посвятили дискуссию, был большим оптимистом. Он ожидал, что перемены пойдут в хорошем направлении, и во имя этого работал.
- Но Россия фактически разрушает Центрально-Восточную Европу, не так ли?
Мирослав Филипович: К сожалению, так. Это очень болезненно для меня лично, поскольку я много лет занимался налаживанием диалога с россиянами и убеждал в Польше, что не стоит отождествлять Россию с Кремлем. Но сейчас я уже не могу так утверждать. Слишком много моих друзей вынуждены были выбрать эмиграцию, слишком много находятся под угрозой репрессий в этой стране. Так что это вид поражения моих взглядов, должен признать…
- Самый главный, на Ваш взгляд, аспект актуальности темы Центрально-Восточной Европы сегодня?
Мирослав Филипович: Тема очень горячая, и в военной ситуации трудно считать иначе. Создание Ежи Клочовским Института Центрально-Восточной Европы было связано с распадом Советского Союза. Тогда и появился вопрос: в какую сторону мы идем?
- На тот же вопрос ответила также Анна Бжезиньска:
Анна Бжезиньска: Думаю, что сегодня мы выходим из этапа теоретических рассуждений о конструкте под названием «Центрально-Восточная Европа». Отмечу, что для меня это широкое понятие, к которому я отношусь с большим уважением. Я имею в виду самосознание украинцев, белорусов, а не географические очертания на карте. Сейчас мы находимся в моменте проверки, чем является Центрально-Восточная Европа, и если говорить патетически, то эта проверка проходит ценой кровавой дани. Люди гибнут за свои ценности, защищают свою идею. А если есть такие люди, то на нас, историках, исследователях, лежит ответственность, чтобы это понятие было живым, чтобы связанные с ним ценности понимались правильно, не размывая смысл культурной идентичности, которую мы интуитивно понимаем под словами Центрально-Восточная Европа.
Анна Бжезиньска: А если говорить о войне, то это такой момент, когда хотим мы или нет, нужно ответить себе на вопрос: что сегодня означает быть европейцем в этой части мира? Мне кажется, это ситуация, в которой мы в какой-то степени все объединяемся, заново открываем: кто мы такие в смысле сообщества, и в которой мы очень болезненно переживаем то, что часть российской интеллигенции, хоть и не все, опять выбирает тоталитаризм. Как строить мосты с мыслью о будущем, как спасти ценности также личности, гражданской свободы и гражданского общества в мире, которые резко меняется? Ведь не исключено, что европейские ценности не будут главными через 10-15 лет. Думаю, за это мы особенно ответственны.
Автор передачи: Ирина Завиша