10 апреля 2010 года - особая дата для всех поляков. Дата скорби по погибшим в Смоленской катастрофе пассажирам и членам экипажа польского правительственного самолета ТУ 154 М. Жертвами этой катастрофы стали президент Польши Лех Качиньский с супругой Марией, ведущие политики, военные, общественные деятели. Смоленская катастрофа повлияла на жизнь всего польского государства и общества. О том, какие процессы произошло в Польше на протяжении 10 лет после Смоленской катастрофы мы беседуем с публицистом Янушем Тыцнером.
Ирина Завиша: Как Вы лично вспоминаете момент, когда вся Польша только узнала о трагедии, случившейся в небе над Смоленском 10 апреля 2010 года?
Януш Тыцнер: Вы знаете, мне до сих пор трудно говорить об этом. Во всяком случае, смоленское бедствие полякам запомнилось так, как во всемирном масштабе покушение на президента Кеннеди в 1963 году в Далласе. Я думаю, что до сих пор каждый, кто жил в то время, помнит, что он делал, и где он был, когда узнал, что это покушение случилось. И то же самое в Польше. Думаю, что до сих пор каждый знает, что делал, где был, когда узнал, что эта катастрофа произошла. Мне с утра позвонила дочь, сказала, чтобы включил телевизор - что-то страшное случилось. Но она тоже всего не знала. И так мы с каждой минутой осознавали немыслимые размеры того, что произошло. Можно сказать, польскому государству отрубили голову. Погибли президент, его супруга, почти всё верховное командование армии, президент Национального банка, президент Олимпийского комитета, 16 депутатов парламента - всего 96 человек. И потом некончающиеся похороны - народные и государственные, траур. И, конечно, до сих пор гадание: какая причина этой трагедии? Думаю, это до сих пор происходит.
ИЗ: Претерпевала ли форма колективной памяти о Смоленской катастрофы изменения на протяжении десятилетия, и в чем это выражалось?
Януш Тыцнер: Надо довольно жестоко сказать, что частью этой коллективной памяти есть то, что произошло потом. А то, что произошло потом, это было совершенно не так, как мы все ожидали: что будут совместно разъяснять причины катастрофы, что будет сотрудничество с Россией, что в Польше наступит какое-то народное примирение... Ничего такого не было. Происходила жестокая борьба за власть. Тут, с одной стороны премьер Туск и его близкий союзник Путин, с другой стороны - польские консерваторы, и сразу же политика вошла в это. Потом, конечно, такие происшествия, как то, что узнали, как обходились с телами жертв в Москве, их бросали в мешки, клали в гробы, эти гробы закрывались, их нельзя было открыть. Только после эксгумации, несколькими годами позже семьи узнавали, что в гробу две головы, или три ноги, или вообще какой-то другой человек. Эта травма - часть коллективной памяти. Я думаю, что эта память, она очень плохая, она жестокая. Мне неприятно об этом говорить. Сама трагедия очень большая, и потом, то, что происходило. Ну, просто можно сказать, что президент Качиньский был, конечно, политиком, который препятствовал российской политике в Восточной Европе. Премьер-министр Туск хотел устранить Качиньского от власти. Когда он погиб, это произошло. А в этих планах его, конечно, поддерживал президент Путин. Знаете, и Туску, и Путину главное было быстренько закрыть дело, сказать, что пилоты виновны, всё. Забыли, похоронили. А с другой стороны, конечно, эти вопросы: как, почему? Почему эти визиты разделили, тремя днями раньше был Туск в Катыни, потом только мог поехать президент Качиньский. Я думаю, что это гигантский узел вопросов на которые до сих пор нет убедительных ответов. И это большая часть коллективной памяти в Польше. И очень трудно об этом говорить, да...
ИЗ: А какие главные процессы, на Ваш взгляд, произошли в польском обществе в связи со Смоленской катастрофой за эти 10 лет?
Януш Тыцнер: Как я сказал, надо было ожидать какого-то соединения, какого-то сотрудничества в обществе. Но эта катастрофа разделила польское общество. С одной стороны Туск и его политика, с другой - те, которые не соглашались на такую интерпретацию, требовали ответов, не могли примириться с тем, что сделали с разваленным самолетом. В нормальных условиях его складывают, ищут, что произошло. А там приехали строительные машины, собрали всё это, бросили в кучу. Ну как говорить в таких условиях о разъяснениях причин катастрофы? И поэтому произошло разделение, раскол общества. Он существует до сих пор. Невозможно было (почти) 10 лет поставить памятник президенту Качиньскому, жертвам катастрофы. Только после 2015 года, когда консерваторы пришли к власти, наконец-то поставили памятник жертвам этой катастрофы. Ну это вообще в других странах невообразимо. Но так происходила польская политика, в которой Россия всё мешала, принимала участие. Конечно, немного уже об этом забывают, эмоции уже опадают, но всё это остаётся.
ИЗ: Вы частично ответили на подготовленный мной вопрос о том, наблюдаете ли Вы за позицией российских властей в отношении расследования причин Смоленской катастрофы, и если да, то как Вы ее оцениваете. Но существуют ли какие-либо шансы, что в конце-концов, Россия поступит по совести и попытается найти пути к примирению с Польшей по этому вопросу?
Януш Тыцнер: Наши отношения,конечно, на очень, очень низком уровне сейчас, они заморожены. И я думаю, пока в России не поменяется политическая обстановка, какого-то примирения и какого-то открытия не будет. Будет сосуществование, у нас общая граница с Калиниградом, как-то надо жить... Но сотрудничества, примирения не будет.
Автор передачи: Ирина Завиша