Обычно мы думаем и говорим о писателях, поэтах и их судьбах, а о роли их жен, а потом вдов или не знаем ничего, или узнаем позже. Что мы бы знали о творчестве Осипа Мандельштама, если бы не Надежда Мандельштам. Благодаря ей до нас дошла значительная часть его творчества, которое она сохранила в своей голове. Эти мысли пришли ко мне, когда умерла Катажина Херберт, вдова выдающегося польского поэта, эссеиста, драматурга Збигнева Херберта. Его произведения переведены на много языков, включая русский, украинский и белорусский.
Много интересного о Катажине Херберт рассказала мне Йоанна Щенсна, журналистка, публицистка, автор книг, в том числе о Виславе Шимборской. Когда Катажина Херберт приближалась уже к девяноста годам и стала терять зрение, Щенсна приходила к ней, чтобы ей читать. Совместное чтение привело к тому, что между ними завязались очень близкие отношения, дружба. Я попросила Щенсну рассказать о роли Катажины в жизни Херберта.
«Я никогда не видела их вместе, Кася не доверялась мне. Но я представляла себе, что их брак заключался в том, что Кася взяла на себя обязательство быть для великого поэта - в этом она не сомневалась - опорой, стабилизатором, человеком, который - глупо говорить об этом в наши дни, когда женщины стремятся занять свое место, - что она своей жизнью дает ему чувство безопасности. Она была невероятно предана и верна ему, полностью сохраняя свою целостность, не притворяясь, что ей кто-то нравится, если это не так, не притворяясь, что ей что-то нравится, чтобы угодить ему. Она стояла рядом с ним как стена, как стены, которые должны были отгородить его от всего, во-первых, от повседневной жизни, на которую у него не хватало головы, а во-вторых, еще и от всех нападок, неуверенности, болезней. Так было при жизни Херберта. Воспитанная женщина из помещичьей дворянской семьи. Это я бы порекомендовала любому безумному поэту, чтобы провести жизнь».
Херберт умер в 1998 году. Катажине Дзедушицкой-Херберт пришлось еще четверть века прожить как вдова. И как тогда выглядела ее жизнь, продолжает рассказ Йоанна Щенсна.
«После смерти Херберта Кася необычайно заботилась о его наследии. Именно она придумала и нашла нужных людей, чтобы основать Фонд Херберта и учредить Поэтическую премию Херберта с действительно высоким престижем и великолепным международным жюри. Именно она решила, что коллекция и архивы Херберта перейдут в Национальную библиотеку, несмотря на то, что другие библиотеки, включая зарубежные, также были заинтересованы. Именно она привела к новым изданиям ранее опубликованных произведений. В течение 20 лет после его смерти в их квартире, все время, я это видела, были какие-то люди, которые уже упорядочивали библиотеку Харберта, переписку, искали какие-то материалы. Она сделала все это как истинная леди, с улыбкой и легкостью. Именно так, по моим представлениям, вели себя прекрасные гранд-дамы былых времен, когда взваливали на свои плечи что-то: замужество, благотворительность, создание коллекции произведений искусства. Катажина, возможно, принадлежит к последнему поколению таких женщин, которые, не говоря о родине, долге, обязательствах, любви и т. д., поддерживают кого-то и всегда делают все возможное и как лучше. Я думаю, что Кася прожила очень полноценную жизнь».
И сама Катажина Херберт так считала, о чем свидетельствуют ее слова:
«Может быть, это мое счастье было не очень легким, может быть, временами даже очень трудным - для меня, во всяком случае. Но я была счастлива со Збышеком. Я знаю, что ничего лучшего, ничего более прекрасного со мной не могло случиться.»
***
«По сей день я не могу читать «Ты и я» иначе. Я вижу в этом журнале чью-то молодость. А также документ эпохи, которая открыла для себя молодость как явление, поставила ее в центр внимания. Она с большим вниманием рассматривала ее обычаи, ее моду, ее амбиции. На какое-то время она позволила молодости поверить в свои силы.»
Это слова писателя, эссеиста и графика Марчина Вихи из статьи, написанной в связи с выставкой о журнале «Ты и я» в Доме встреч с историей. В начале Виха вспоминает, как будучи ребенком обнаружил где-то на шкафу старые номера журнала. Мне эти воспоминания очень близки, так как также помню этот журнал с детства. «Ты и я» издавался с 60го до 73го года.На выставке можно было узнать много об истории журнала. Виха правильно замечает:
«Сегодня такие вещи решает рынок, тогда это решали партийные активисты. Разница кажущаяся, всегда решает дух времени, климат, воплощенный в бюджетных колонках или рекомендациях центральных комитетов».
Это не был политический журнал. О чем можно было читать? Об интересных фактах из мира науки, изысканных блюдах, книжных и киноновинках, тенденциях в моде, как обустроить свой дом. А писали об этом выдающиеся авторы, достаточно назвать Збигнева Херберта, Ханну Кралль, Ярослава Ивашкевича.
О «Ты и я» говорилось, что это наше «окно на запад», однако, замечает Виха: «окна выходили на разные стороны. Помню день, когда я читал главу из «Мастера и Маргариты». Помню также репродукции «Окон РОСТа», рассказы Бунина, доклады о Чехове и, возможно, даже наброски Жванецкого. Поэтому я бы добавил в меню Чехова, американское кино, а также варшавянство (в хорошем смысле), практичность, пристрастие к юмору, красивым предметам и крутым предложениям». От себя добавлю, что также мой отец, писатель Виктор Ворошильский публиковал в «Ты и я» свои рассказы, главы из книги о Пушкине, которая в печати появилась намного позже, но это уже другая история.
Также и музыку «Ты и я» не обошел вниманием. На выставке я видела номера с текстами о Эве Демарчик, о Чеславе Немене, фоторепортаж о джазе, который, как утверждают авторы, является самой фотогеничной музыкой.
Позвольте завершить словами Марчина Вихи, ибо никто, так как он, не умеет говорить о графике: «графический дизайн каким-то образом объединил все это. Он не создавал рамок. Он не сверкал орнаментами и иллюстрациями. Он был авангардным до мозга костей, но не из-за своих новаторских форм, а потому что брал на себя самую тяжелую работу. Он охватывал все целиком. Он вникал в суть номера, структурировал тексты, расставлял акценты. Он была редакционной линией и точкой на плоскости».
Наталья Ворошильска