Анастасия Щербак из Беларуси. Она была актрисой «Белорусского свободного театра». Последние семь лет она живет в Польше. Переехав в другую страну, она перестала играть. Сейчас она занимается воспитанием детей. Анастасия – многодетная мать, у нее четверо детей. Мы начали разговор с того, что сейчас происходит с «Белорусским свободным театром», который ставил оппозиционные спектакли и был в опале, еще до начала протестов 2020 года.
Дирекция «Белорусского свободного театра» находится в Лондоне, а большинство актеров находится в Беларуси. Какие бы спектакли они не ставили, это все было подпольно. У них не было театра как здания. У них был и есть небольшой домик, в котором они играют что-то больше похожее на квартирники. Вместе с тем этот театр играет спектакли за границей. Там играют и белорусские актеры, и английские. Они вместе делают какой-то проект, и играют этот спектакль. Я перестала там работать, когда мы переехали в Польшу.
Вспоминая о своем переезде в другую страну, Анастасия говорит, что самое сложное – это было отсутствие знакомых и языковой барьер.
Для меня польский язык был просто музыкой, единым польским звуком, хотя и говорят, что он похож с белорусским. Мне было очень тяжело. Тяжело было заводить знакомства, хотя поляки очень открыты. У меня не было такого, что меня не поддерживали в беседе или избегали, когда слышали мой акцент. Наоборот, люди видели, что я не говорю по-польски, и старались показать, что они знают какое-то одно русское слово. Помню, что с моей первой в Польше подругой мы общались на англо-русско-польском языке. То есть я говорила с ней на английском и на русском, а она отвечала мне по-польски. Были трудности эмоционального характера. Когда ты приезжаешь в новое место, ты находишься под воздействием адреналина, ты радуешься тому, что открываешь новых людей, новые места. У нас в семье к жизни довольно оптимистичный подход. Однако одновременно ты уезжаешь от родных. Первое время ты этого не замечаешь, потому что находишься под воздействием адреналина. Возвращаясь домой, в гости к друзьям, проведать родных, ты вдруг начинаешь чувствовать, что у тебя что-то есть за плечами, ты можешь выдохнуть. Даже на физическом уровне, ты ощущаешь, что приезжая домой, ты расслабляешься. Потом ты возвращаешься в Польшу, и хотя расстояние не большое, но ты все равно чувствуешь себя отрезанным, теряешь чувство защищенности. Вот это был сложный момент. В остальном все было очень просто.
Анастасия отмечает, что она не сталкивалась ни с какого рода дискриминацией, приехав в Польшу.
Я встречалась с какими-то человеческими факторами, но я это не распространяю на поляков вообще и на их отношение к белорусам в целом или к эмигрантам. Месяц назад в Польшу приехали наши друзья из Беларуси, они бежали оттуда. Они перевезли сюда свой бизнес. Их старшему сыну 11 лет, младшему – 7. Нужно было в середине года отправить детей в школу. Они вообще не знают польский язык. Я здесь помогала им устроиться в школу. Дирекция приняла детей в школу. Им уже организовали дополнительные занятия по польскому языку.
История, которую рассказала Анастасия о своих знакомых – это ведь не единичный случай. С началом массовых репрессий режима Александра Лукашенко в Польшу выехало много белорусов. В рубрике «Иностранцы в Польше» мы рассказывали о 16-летнем белорусе, который бежал из родной страны, спасаясь от преследований. Анастасия, описывая свои собственные переживания, связанные с тем, что происходит в ее родной стране, описала в целом то, что чувствуют белорусские мигранты.
То, что произошло в Беларуси, началось еще до выборов, когда посадили кандидатов на пост президента. Год назад мне казалось, что вот эти выборы они как никогда пройдут беззвучно. Мне казалось, что настолько людям не до выборов во всей этой ковидной истории. Сыграло очень много факторов: и интернет, и возможность людей выезжать за границу, видеть, как это может быть, как может развиваться страна, как может взаимодействовать общество; и ситуация с коронавирусом, когда люди были просто брошены, им не была оказана вообще никакая помощь со стороны государства. Люди еще больше обозлились на эту власть. Если они и раньше были обозлены, но это была пассивная позиция, то летом у людей была агрессивная позиция. Одно цеплялось за другое. Вдруг начали ставить подписи за Светлану Тихановскую, люди увидели, сколько их. Люди просто начали друг с другом общаться. Когда 7-8 лет назад мы с мужем уезжали из страны, то у нас было впечатление, что мы живем в стране зомби. То есть ты знаешь, что люди думают о чем-то другом, но ведут себя так, как принято вести. Люди живут не дальше своего порога, своей квартиры. За порогом моей квартиры я не имею влияния ни на что, и поэтому это меня не касается. Безразличие, отсутствие перспективы летом начало ломаться. Почему появились дворовые общности? Люди вдруг увидели друг друга, почувствовали, что они не должны замыкаться со своими разговорами, со своей болью в своей квартире. Почему я не могу говорить об этом со своими друзьями? Люди стали выходить и говорить об этом громко. Они увидели друг друга. Многие говорят, что это становление нации. Она рождается сейчас в боли, в сопротивлении. Ты снова с гордостью вывешиваешь бело-красно-белый флаг, интересуешься собственной историей. Некоторые из моих знакомых сделали себе татуировку с белорусской символикой, другие собираются. Мы недавно разговаривали с моей подругой, и она мне рассказала, что хочет сделать татуировку, а незадолго до этого я с моим мужем общалась на эту тему. Я сказала, что если сделаю татуировку, то это точно будет белорусская символика.
Однако за протестами и подъемом национального сознания последовали репрессии и преследования со стороны властей. Они коснулись и семьи Анастасии.
Моя мама сейчас находится в тюрьме. Общая боль страны сейчас становится личной. Моя мама участвовала в протестах еще с лета, практически каждое воскресенье она выходила на марши. Я не знала, что она собиралась выходить 21 марта, потому что она собиралась выходить на марш в День воли. Я вообще не давала ей советов, выходить ей или не выходить. Я просто поддерживала ее, говорила, что я ей горжусь, потому что я бы сама выходила, находясь там. Насколько я могу догадываться, она вышла на протест в составе 6-8 человек. По крайней мере, так было написано в интернете. Она вышла на дворовой марш в своем районе, в Чижовке в Минске. Это район на окраине. Я не знаю, каким образом она была задержана, потому что обратной связи нет. У нас есть чат в Telegram «Списки задержанных». Каждое утро почти каждый белорус мониторит эти списки. В понедельник утром я узнала о том, что ее задержали, о том, что будет суд в 16 часов. На расстоянии из Варшавы я пыталась выяснить, посадят ли ее. Узнала, что посадили. Суд длился около 10 минут. На расстоянии мы пытались организовать ей передачку в тюрьму: найти людей, которые это сделают, потому что это могут сделать только близкие родственники. Дети нарисовали ей рисунки. Мы их сфотографировали и отослали, моя подруга их распечатала, вложила в передачку. Таким образом мама будет знать, что мы в курсе, что она там. Она хотя бы не будет волноваться. Вещи из ее квартиры ей тоже передали. Она будет знать, что кот накормлен. Когда человек попадает в тюрьму, то начинаешь задумываться о том, о чем бы ты не задумался никогда в жизни.
Маму Анастасии посадили на 15 суток. Русская служба Польского Радио желает Анастасии и ее маме сил.
Материал подготовила Дарья Юрьева