Раньше мы слышали о том, что в российскую армию набирают зэков. Раньше это было повально, много было об этом информации, много было об этом в медиа, публикации и так далее. Сейчас это как-то утихло, но, наверное, это не значит, что перестали набирать совсем?
Владимир Осечкин: С одной стороны, пропал интерес, все уже рассказано, пересказано. Заключённые уже совсем перестали вызывать какую-либо там эмпатию и страдания, особенно после того ужаса, который был ими совершён под руководством маньяков, этих кровавых палачей: Пригожина, Уткина под Бахмутом в результате такого длящегося преступления против человечества и человечности, именуемого в России, как «бахмутская мясорубка». В тот момент, наверное, что-то изменилось во многих.
Это первое. Второе, всё-таки то разоблачение было очень чувствительно не только для Пригожина и Уткина, но было чувствительно и для Путина, и для ФСБ, и для Минобороны, потому что это длящийся позор. Напомню, даже когда была война Советского Союза, когда Советский Союз вторгся в Афганистан, при том, что это была длительная кровавая война, конечно же, несправедливо с точки зрения вторжения, но даже тогда, казалось бы, тоталитарная система не привлекала заключённых на фронт.
А вот здесь они как раз воскресили эти сталинские практики отправки на «ноль», на передок, тех, кого им не жалко, кого они считают априори людьми второго сорта, расходным материалом, пушечным и минным мясом. Всё это продолжается. Продолжают выгребать из российских колоний.
Во многих колониях, где раньше было 1000-1200 осуждённых, как минимум сейчас, в лучшем случае, 400-450-500. Более половины они уже выгребли. Речь идёт о более чем 100 тысячах осуждённых и заключённых — людей, которых отправили на фронт, в первую очередь, конечно, на убой.
Только под Бахмутом больше 20 тысяч погибло. А если взять в расчёт и аналогичные другие мясорубки, то, конечно, речь идёт о более чем 50 тысячах погибших заключённых и о большом количестве тех, кто получал ранения. Но сейчас не только осуждённых привлекают на фронт.
И у ФСБ, и в МВД, и у Следственного комитета России есть буквально план, сколько они должны арестованных отправить на фронт, предлагая им, навязывая им, некую сделку прекращения уголовного преследования в обмен на контракт с Министерством обороны.
Шанс отказаться у них есть?
Владимир Осечкин: Конечно, есть шанс отказаться и остаться в тюрьме со всеми вытекающими последствиями. Мы докатились до того, что теперь ещё и судьи Верховного суда, казалось бы, по идее, по Конституции независимая судебная власть. Но, конечно, это всё издевательство над здравым смыслом. Все понимают, что в России нет независимого суда.
Есть агенты ФСБ в мантиях, имитирующие суд и судей. Вот они сейчас дошли до того, что они в Госдуму направили законопроект, чтобы ещё и подсудимых из вот этих «аквариумов», из клеток судов тоже отправлять на войну. Органы предварительного расследования имеют теперь право приостанавливать уголовное преследование и направлять на передовую.
Суды к этому подключились и, видимо, им хочется тоже в этой погоне «умри ты сегодня, а я, может быть, завтра выживу». Вот в этой логике они хотят соответствовать тому, что делают сейчас ФСБ и ФСИН.
Криминальные авторитеты или те, кто в этой кастовой системе стоит немножко повыше, я так понимаю, они туда не идут или идут всё-таки?
Владимир Осечкин: При том, что в отношении заключённых очень много негатива как раз из-за тех, кто отправился на войну, я хотел бы пару слов сказать таких справедливых в поддержку тем, кто, несмотря на весь гнёт ГУЛАГа и на это давление со всех сторон, всё-таки большая часть заключённых отказались ехать на войну. Сотни тысяч российских, русских мужиков не хотят в этом принимать участие. Это не их война.
Кто-то по своим понятиям, потому что он придерживается определённого какого-то воровского кодекса и для него автомат в руки брать неприемлемо, тем более там работать на Путина. Кто-то из-за гуманистических соображений, потому что прекрасно понимает, что Украина — это не враг России, потому что они понимают, что есть миллионы семей, где папа из Украины, а мама из России или наоборот. А есть какое-то количество людей, трезвомыслящих, которые, несмотря на решётки и заборы, имеют доступ к независимым источникам информации, в том числе с помощью смартфонов иногда смотрят и независимых журналистов.
И они понимают, что это опасная история, что никто тебя не посадит вместе с Герасимовым в каком-то там штабе управлять армией, а тобой заткнут какую-то дыру на том или ином самом горячем направлении, где если тебе там Himars в тебя не прилетит в первую неделю, ну значит во вторую или третью неделю тебе какой-то дрон закинет за шиворот, какую-то гранату и тебя не станет.
Хотел спросить у вас о украинских военнопленных. По идее их должны держать отдельно от преступников российских. Но, я так понимаю, всё равно всех держат вместе. Есть ли у вас информация об условиях? Знаете ли вы что-то про них и про это?
Владимир Осечкин: Начиная с марта 2022 года мы зафиксировали более десяти созданных так называемых военных концлагерей на базе учреждения ФСИН. Они напоминают внешне СИЗО и колонию, потому что территориально там располагается, но это абсолютно иное устройство.
Головной мозг этого заведения — не оперативники ФСИН, а сотрудники ФСБ, которые как правило проживают в комнате длительных свиданий или расквартированы где-то там поблизости. Туда же в эти военные концлагеря направляются каждый месяц в порядке ротации новые отделы специального назначения региональных у ФСИН, которые являются такими руками, ногами, берцами и дубинками. С помощью насилия стараются сломить волю и подчинить украинских военнопленных.
И плюс конечно же приходят оперативные задания или по линии ДВКР ФСБ, Департамента военной контрразведки, или по линии Главного управления Генштаба, если какой-то военнопленный представляет для них серьёзный оперативный разведывательный интерес. А дальше из них выбиваются показания, самооговоры о каких-то преступлениях типа геноцида и так далее. Оговоры третьих лиц, разведывательная информация для любого порядка, которую можно использовать каким-то образом против ВСУ или против Украины.
Поэтому вот эти пыточные конвейеры, они действуют, обращаются с украинскими военнопленными намного хуже, чем с российскими заключёнными, при том, что и тем доставалось очень крепко. Никаких прав у них фактически, юридически — есть Женевская конвенция, международные, какие-то обязательства Российской Федерации.
Всё это обнулено.
Будем следить за этой темой далее, обязательно оставайтесь с нами и берегите себя.
Алексей Бурлаков
