В январе-феврале 1946 года на территории пограничного с Белоруссией региона Польши — Подляшья — действовало антикоммунистическое партизанское подполье, происходившее из структур Армии Крайовой. Эти партизаны должны были бороться с коммунистами, которые создавали структуры власти в этом регионе. Среди коммунистов было немало православных и белорусов. Среди польских партизан выделялся отряд Национального военного объединения под руководством Ромуальда Райса «Бурого». Отряд «Бурого» сжег несколько белорусских деревень, он был причастен к гибели 79 православных жителей.
Во времена ПНР память жертв частично была увековечена, но без конкретизации обстоятельств. В наше время продолжается увековечивание жертв, но сталкивается с определенными трудностями. В т.ч. потому что «Бурый» был причислен к героям — т.н. «проклятым солдатам». А считающие «Бурого» героем стали съезжаться на Подляшье со всей Польши и проводить манифестации. Это вызвало обострение национальных и религиозных чувств на Подляшье.
Социолог, профессор Малгожата Будыта-Будзыньская, заместитель руководителя Института социологии Collegium Civitas, исследует эту проблему. Своим видением она поделилась на VIII Международном конгрессе исследователей Беларуси, проходившем в Вильнюсе:
Православные жители Белостока хотели поставить памятник православным, погибшим в 1939-1956 годах, не конкретизируя при этом от чьих рук — нацистов, советских властей, поляков. Это должен быть памятник всем православным.
В центре Белостока стоит церковь Св. Николая, и люди хотели установить этот памятник напротив этой церкви. Польские власти на это не дали согласия. И в конце концов памятник установили на территории храма.
Малгожата Будыта-Будзыньская отмечает, что после 2011 года на Подляшье началось увековечение памяти «Бурого». В это время, рассказывает исследовательница, в ответ несколько молодых белорусов Подляшья создали страницу в фейсбуке «Ромуальд Райс — не мой герой»:
Не все белорусы поддерживают эту инициативу. Т.к. многие считают, что это также вид провокации и накручивания конфликта, и держатся в стороне от этого.
Православная церковь не желает вмешиваться в этот конфликт. Православная церковь желает держаться немного в стороне. И даже по разному ведут себя в разных цервях в Хайнувке во время проведения марша в честь «проклятых солдат».
В то же время, как говорит Малгожата Будыта-Будзыньская, во время проведения в Хайнувке марша сторонников «Бурого» собираются противники Бурого и пытаются блокировать проведение манифестации:
Участники одной из блокад держали, например, транспарант с надписью «Не каждый герой был «проклятый» и не каждый «проклятый» — герой». Блокады организуют преимущественно члены общественного объединения «Граждане РП». Они съезжаются со всей Польши в Хайнувку с белыми розами — это символ их протеста.
Или же, когда проходит марш, активисты общественного объединения «Граждане РП», садятся на проезжую часть и блокируют марш.
Также появляются надписи на памятниках «Бурому». Например, на одном из них зачеркнуто слово «Бурый» и вместо него написано «убийца».
Малгожата Будыта-Будзыньская отмечает, что подобного рода конфликты не являются чем-то, чего нельзя избежать. С другой стороны, такого рода конфликты кто-то «вводит» в общественный дискурс. Исследовательница рассматривает события 1946 года и их последствия как своего рода элемент формирования идентичности для местных белорусов:
Память об убитых (в 1946 году отрядом «Бурого». — Ред.) извозчиках и о сожженных деревнях для белорусского меньшинства на Подляшье является памятью, которая формирует, составляет основу их идентичности (пол. pamięć fundacyjna). Это также и культурная память (пол. pamięć kulturowa), т.к. свидетелей событий почти не осталось, — соответственно, уже не существует биографической памяти свидетелей, память стала коллективной и формирующей основу идентичности.
Очень варазительной является та граница, которая делит людей по отношению к «Бурому». Скажи мне, кто такой «Бурый» — герой или убийца? И если скажешь, что это герой, то сразу понятно, на чьей ты стороне.
«Бурый» — это такая лакмусовая бумажка, личность, которая мобилизует две группы людей. Как видим, наблюдалось спокойствие. А сейчас все накручивается по спирали по принципу действие — реакция. И таким образом укрепляется единство той или иной группы. Потому что обе защищают честь: одни — отрядов Национального военного объединения, другие — белорусских извозчиков.
Малгожата Будыта-Будзыньская в то же время задается вопросом:
Можно ли говорить о наличии конфликта? Авторы теории конфликта говорят о том, что для того, чтобы говорить о конфликте, должны быть два или более субъекта. Мало лишь общего агрессивного отношения. Тогда речь идет лишь о чувствах. Нужны субъекты, и они есть.
Но еще нужны и действия. Если в наличии лишь чьи-либо чувства, позиция, если человек лишь намеревается что-то сделать, но не делает, то невозможно в таком случае говорить о конфликте.
Поэтому в данной ситуации еще не наблюдается каких-то масштабных действий. Я считаю, что мы имеем дело со спором, напряжением в национальных отношениях по вопросу памяти, жертв «Бурого» и памяти о «Буром». Но когда-нибудь это может переродиться в конфликт.
Потому что обычно так бывает, что конфликт начинается с вражды по каким-то вопросам, а потом перерастает в конфликт.
А иногда конфликт из-за чего-то конкретного, например, из-за памятника, или человека, его поведения, скажем, во время войны, трансформируется в идеологический конфликт. Например, «вы являетесь сторонниками коммунизма», а «вы являетесь националистами». И это уже переход на более высокий уровень — идеологического конфликта.
Говоря об особенности спора на Подляшье, Малгожата Будыта-Будзыньская отмечает его контекст:
Здесь существует белорусская общность. Они живут компактно на своей земле. Это никакие не эмигранты.
По-прежнему живы свидетели (событий 1946 года. — Ред.), которым тогда было по пару или десять с лишним лет. И сейчас об этом начинают говорить. В то же время в Польше существует тенденциях к восхвалению «проклятых солдат», и действительно, многие из них были героями, но в их число не подумав причислили очень спорных персонажей.
Я не хочу сказать, что «Бурый» с самого начала и до конца своей деятельности был отрицательным персонажем. В его деятельности были различные аспекты. В Вильнюсе он принимал участие в акции «Острая брама». И это была положительная страница его биографии. Но в 1946 году сложилась очень специфическая ситуация на Белосточчине.
«Бурый», как рассказал мне белорусский деятель с Подляшья, но эту информацию я бы еще проверила у историков, был использован коммунистическими властями, чтобы вызвать у белорусов на Белосточчине желание переселиться в Белорусскую ССР. Белорусы не хотели добровольно переезжать в БССР, т.к. многие из них еще помнили времена беженства Первой мировой войны. И поэтому властям важно было их заставить переехать в БССР.
А как это сделать? Надо их запугать. Было осуществлено убийство белорусской семьи под Сокулкой, которое вызвало выезд многих тамошних белорусов в БССР. И более 70 лет назад шла речь о том, чтобы создать угрозу безопасности.
Осуществленный отрядом «Бурого» рейд вызвал панику и страх среди белорусского населения. Таким образом, 200 или 300 тыс. человек, которые там жили, почувствовали эту угрозу и боялись. Боялись до такой степени, что когда шли в город, Белосток, то старались скрыть свое белорусское происхождение, очень быстро ассимилировались.
Таким образом, согласно одной из интерпретаций, «Бурый» был использован коммунистическими структурами, не осознавая этого. Эти структуры пытались запугать людей, чтобы они уехали из Польши. И в результате уехало в БССР, кажется, 44 тыс. человек.
Малгожата Будыта-Будзыньская приводит и другие мнения. Вот «польское»:
Действия партизан из отряда «Бурого» были ответом на сильные влияния коммунистов среди белорусов.
А так видят ситуацию «белорусы»:
Мы пошли и вошли в коммунистические структуры, потому что мы боялись (польского. — Ред.) подполья.
Виктор Корбут
Вильнюс — Варшава