Возможно ли для кинодокументалиста лишь запечатлевать события в охваченной войной Украине, противостоящей российской агрессии? «Нет», — решительно отвечает Себастьян Томаш Плохарски — режиссёр документального кино, художник-фотограф, военный корреспондент, публицист, общественный деятель и волонтёр.
С Себастьяном я познакомилась два года назад на встрече, посвящённой польским документалистам, работающим в Украине. Тогда у него не нашлось времени для записи интервью. Большую часть времени Себастьян проводит именно в Украине — снимает фактически на передовой и помогает в эвакуации мирного населения. Все эти годы за его репортажами из Украины можно было следить в Facebook, удивляясь смелости, таланту и доброте этого человека. И вот наконец, во время пребывания Себастьяна в Варшаве на 10-м Кинофестивале «Украина!», удалось поговорить о том, как он видит эту войну и жизнь на линии фронта.
Себастьян Томаш Плохарски: Война, к сожалению, продолжается, и, согласно нашему анализу, будет продолжаться. К этому нужно быть готовыми. Мы не можем позволить себе самоуспокоение — думать, что всё скоро закончится, что, скажем, Трамп придёт и всё исправит или сотворит чудо. Увы, нет. Всё происходящее — не случайность, а результат расчётливых действий России, что можно научно и исторически доказать различными способами. Это долгий процесс, начавшийся задолго до 2014 года. Я замечаю, что в СМИ нередко звучат успокаивающие тезисы: мол, скоро всё прекратится, начнутся переговоры... А «переговоры» выглядят так, будто Путину — преступнику — расстилают красную дорожку где-нибудь на Аляске. Для меня это абсолютно абсурдно. Я понимаю, что некоторые могут в это поверить, поддаться иллюзии, но, будучи непосредственным свидетелем российской наглости, атак — в том числе на журналистов и документалистов — я вижу в этом осознанную стратегию. Это не случайность. Россия уже не впервые таким образом посылает сигнал тем, кто занимается передачей правдивой информации, — просто чтобы их запугать.
Вы находитесь рядом с украинцами, рядом с их болью, потерями, смертью. Нередко теряете и своих друзей, коллег. Как Вам удаётся преодолевать страх?
Себастьян Томаш Плохарски: Откуда я беру силы — сам не знаю. Появление дронов, к сожалению, только усилило смертность… Я как-то написал: смелость — это не отсутствие страха, а действие вопреки страху. Когда ты осознаёшь опасность, чувствуешь страх, боишься — но, несмотря ни на что, продолжаешь действовать. Вот это и есть настоящая, осознанная отвага. Это не героизм ради самого героизма, а внутреннее стремление действовать с миссией, с идеей. И, как бы странно это ни звучало, мы — я и мои коллеги — черпаем энергию даже из самых страшных вещей, например, из гибели наших друзей. Это мобилизует, заставляет идти дальше. Мы говорим себе: может быть, лучше погибнуть так, чем случайно, бессмысленно, где-то в жизни. Когда я впервые приехал в Украину в 2015 году, работал в так называемых сепаратистских республиках, в Луганске, тогда я не был ещё таким опытным и думал: «Попаду в тюрьму, или что-то со мной случится…» И всё же сказал себе: «Хорошо. Я делаю то, что должен. Я в опасности, но это моя страсть, моя миссия. И если мне придётся погибнуть — пусть будет так».
Вам приходится сотрудничать с украинскими военными? Если да, то как это происходит на практике?
Себастьян Томаш Плохарски: Я сотрудничаю с военными с начала полномасштабной войны немного меньше, потому что сосредоточился на гражданском населении. Но, конечно, мы часто работаем с военными, когда проводим эвакуации из особо опасных мест. Тогда нужно спрашивать у них, где можно въехать, где нельзя, потому что всё меняется, и нельзя полагаться на карты в интернете, потому что они перестают быть актуальными. К сожалению, некоторые могут совершать такую ошибку. Мы стараемся придерживаться протокола, потому что он работает лучше всего, обеспечивает такую оптимизацию. Британцы Крис Перри и новозеландец Эндрю Бакшон не спросили об этом солдат, и во время эвакуации одной из пожилых женщин из местности Соледар они просто столкнулись с российским разведывательным подразделением. Так что с военными действительно надо сотрудничать. Нам часто приходится ездить, я также помогаю другим зарубежным журналистам, фотографам как переводчик, и мы с военными встречаемся ежедневно, ведь они везде. Сейчас особенно в Краматорске их очень много, потому что из Покровска уехали, уехали из Доброполья, так что теперь самый ближний хаб — это Краматорск, в котором мы живём уже три года. Но постепенно этот хаб становится всё более опасным. Я говорю о хабе логистики, журналистики, волонтёрства. На Донбасcе уже не хватает места для них. Насчёт Краматорска я тоже не хочу пугать, пока ещё более-менее в норме, но там уже наблюдается усиление боевых действий. Потому что, во-первых, там больше солдат, что повышает уровень риска. А во-вторых, эти города потихоньку готовятся, может быть, не к прямой атаке (россиян), но к какому-то окружению. Россияне прекрасно отдают себе отчёт в том, что Славянск, Краматорск — это такие хабы с инфраструктурой, которая обеспечивает логистику той территории Донбасса, которая еще осталась (под контролем Украины).
Думаю, этот вопрос Вам задают нередко, и я тоже не стану исключением. Понимаю, что каждая человеческая история на этой войне особенная. Но была ли среди них та, которая тронула Вас особенно глубоко?
Себастьян Томаш Плохарски: Я не пытаюсь определить, какая важнее, потому что все эти истории важны. Но из таких первых историй, которые приходят на ум, имела место прошлым летом, когда мы эвакуировали город Торецк, потому что он подвергся нападению со стороны россиян. Причём мы уже знали об этом, нетрудно было заметить, что там готовится нападение. За две недели до этого мы уже ездили в Торецк и говорили людям, что можем их забрать, а они могут взять с собой даже холодильники. Что у нас есть возможность, есть машины, чтобы взять любые ценные вещи. Потому что, если не сейчас, то потом можно будет взять только пару чемоданов. Но они нам немного не верили. Потом, через две недели, когда началась российская операция, всё было довольно драматично. Это напомнило нам первые акции, эвакуацию Соледара, Бахмута, Северодонецка, Лисичанска. И я помню, как мы эвакуировали пожилую женщину, которая рассказал нам свою историю. Я её, кстати, записал. Она несколько дней отказывалась эвакуироваться, потому что её муж вышел куда-то, вроде на прогулку, оставил лекарства, не взял деньги, не взял ничего, просто ушёл и не вернулся. И она ждала, сначала боялась выходить, потому что стреляли, но однажды она вышла, и не смогла его найти. Плакала, всё ждала, но в конце концов ей пришлось принять решение, что за ней приедут волонтёры, и что она уедет. Позже она мне эту историю дополнила воспоминанием. Её муж всегда говорил ей: «Мы должны умереть в том же городе, где родились». И вот он умер...
Таких ситуаций, наверное, очень много...
Себастьян Томаш Плохарски: Эта история, конечно, была для меня печальной. Потому что она в очередной раз показала, как важно знать о бедственном положении жителей. Ведь они порой не отдают себе отчёт, чему подвергаются. Эта военная машина, хоть, вероятно, нацелена в основном на военные структуры, тем не менее, работает хаотично и может пострадать любой, если находится на линии фронта или в его пределах. Именно так эта пожилая женщина потеряла мужа, ведь если бы их предупредили о такой ситуации, возможно, они бы отреагировали иначе. Мне было грустно, потому что таких ситуаций можно избежать, и это не единичный случай. Мы часто слышим о таких ситуациях: кто-то просто пошёл за водой или едой, кто-то просто куда-то отправился. Но это условия войны. Кстати, в фильме, который я снимаю, мой герой Коля в местности Часов Яр останавливается в своей машине и спрашивает прохожего, что тот тут делает. Человек отвечает: «Выгуливаю собаку». А мой герой ему говорит, что здесь такие прогулки могут закончиться плохо. Потому что это правда. Поэтому нас всегда шокирует, когда мы едем в касках, в полной защитной экипировке, готовые ко всему, ответственные за себя и за других, — если ты заботишься о себе, ты можешь позаботиться о другом человеке, — и видим, как местный житель проезжает мимо на велосипеде. Для нас это чистая абстракция. Но, к сожалению, так оно и есть. Люди просто живут на линии фронта. В городах прямо на линии фронта можно купить кофе в магазине, потому что он открыт, буквально в двух километрах от передовой. Но именно так выглядит эта современная линия фронта. Она совершенно абстрактна и разделена на тех, кто заботится о своей безопасности и немедленно уезжает, тех, кто приезжает, чтобы эвакуировать, и тех, кто совершенно не отдают себе отчёт и не ценят свою жизнь.
Слушайте передачу в прикреплённом файле.
Автор передачи: Ирина Завиша