Польский ученый: Российских правозащитников во времена СССР почти не волновал национальный вопрос, т.к. им не грозила утрата языка

Сотрудник Варшавского университета Марек Радзивон отмечает, что не каждый противник советской власти был диссидентом.

Иллюстративное фото.

Pixabay.com

Наблюдая за отношением большинства россиян к войне в Украине, а ранее — к демократическому движению в собственной стране, складывается впечатление, что для многих из них такие ценности как свобода, терпимость и даже дружба народов (не сталинская, а подлинная) так и не стали частью национальной, гражданской идентичности. Так мыслит меньшинство.

Судя по всему, те россияне, которые традиционно относятся к либеральной, прозападной части общества — так называемае диссиденты, не смогли достучаться до умов и сердец большинства соотечественников — ни в эпоху СССР, ни в постсоветский период. Иначе Россия, конечно же, была бы другой страной. Также не все диссиденты, как в СССР, так и в современной РФ, являются противниками власти. Все не так просто, как кажется.

Поэтому, пожалуй, неслучайно мы сейчас наблюдаем столь неоднозначные реакции россиян на войну в Украине и прежде сталкивались с проявлениями русского великодержавного шовинизма даже в либеральной с виду среде.

Сотрудник Варшавского университета Марек Радзивон исследует универсальные и национальные формы диссидентского движения в СССР. Вообще это движение ученый рассматривает как форму сопротивления аппарату давления советского режима на общество.

Марек Радзивон, выступая в 2022 г. на научной конференции «Мультикультурализм Центральной и Восточной Европы: опыт прошлого и вызовы настоящего» (по случаю 20-летия кафедры межкультурных исследований Центральной и Восточной Европы факультета прикладной лингвистики Варшавского университета), в поисках истоков диссидентского движения в СССР обратился еще к сталинским временам:

Еще в 1940-е гг. возникают маленькие группы российских и нероссийских советских студентов, иногда это самоучки, которые создают определенные формы сопротивления, или, по крайней мере, формы деятельности вне официоза.

Но, с другой стороны, подлинное диссидентское движение начинается во время или, скорее, после оттепели. Процесс Синявского и Даниэля является, пожалуй, подлинным началом диссидентского движения в СССР. Т.е. речь должна идти о рубеже 1965 и 1966 гг.

Марек Радзивон отмечает, что у разных представителей диссидентского движения в СССР были и разные цели, иногда даже противоположные:

Были разные причины сопротивления. Как я уже говорил, люди создавали кружки самообразования, общества, даже политические партии, как их называли их создатели, хотя в СССР деятельность других партий, кроме коммунистической, была невозможна.

Также под диссидентским движением в СССР в собственном смысле слова понимается правозащитное движение. Это те, кто защищал права человека. Не права гражданина или украинца, белоруса или татарина, к примеру, а именно что права человека. Однако это движение возникает достаточно поздно, во второй половине 1960-х гг.

Марек Радзивон напоминает, что нередко в СССР диссидентов называли инакомыслящими. Однако ученый предлагает иначе посмотреть на это понятие:

Один из представителей этого круга Владимир Буковский говорил: «Это не я инакомыслящий. Я нормальномыслящий человек с либерально-демократическими взглядами. Это советская власть — инакомыслящая, т.к. она мыслит иначе.

К слову, Лидия Чуковская, замечательная публицистка, дочь писателя Корнея Чуковского, которая укрывала на даче в Переделкино Александра Солженицына, когда тот писал «Архипелаг ГУЛАГ», в эссе «Гнев народа», написанном в сентябре 1973 года, рассуждала о понятии «инакомыслящий». Она считала это слово непонятным и неточным. Чуковская рассуждала: чтобы быть инакомыслящим, сперва должна быть какая-то мысль. Т.е. советская идеология должна была предложить какую-то определенную мысль, и тогда ее оппоненты могли бы считаться инакомыслящими.

Однако, писала далее Чуковская, СССР 1960-х гг. был идеологической пустышкой. Она утверждала: «мы» не можем быть инакомыслящими, если «там» нет уже никакой мысли.

Марек Радзивон задается вопросом, какое место в диссидентском движении в СССР занимал национальный вопрос, как это движение содействовало освобождению ряда народов СССР. И вот к какому выводу пришел исследователь:

Как не каждый противник советской власти был диссидентом, так не каждый диссидент стремился к свержению советской власти, тем более, не каждый диссидент стремился к свержению советской власти по этническим и национальным мотивам.

В то же время существовала большая группа противников советской системы, которые во время и после оттепели — и до середины 1970-х высказывали ревизионистские взгляды. Речь шла о том, что марксизм и ленинизм, мол, по-прежнему сохраняют актуальность, силу и энергию, но их неправильно интерпретируют.

Марек Радзивон приводит примеры таких организаций: Компартия молодежи, созданная в 1947 году в Воронеже, Союз борьбы за дело революции, основанный в 1950 году студентами МГУ или т.н. группа Краснопевцева — Союз патриотов, кружок историков, которые читали книги из спецхрана. Все эти организации были ликвидированы властями.

Серьезные национальные движения в диссидентской среде возникают лишь в 1960-е гг. Также в это время активизируются т.н. религиозники — не только русские православные, но и литовские и латышские католики, адвентисты и свидетели Иеговы.

Одним из самых активных национальных движений Марек Радзивон считает крымско-татарское, которое поднимало вопрос возвращения крымских татар из ссылки из Узбекистана на их родину:

Советская власть всеми путями сопротивлялась возвращению татар в Крым. Не оформляла им прописку, не давала квартир и т.д.

При этом формально с 1956 г., со времен Хрущева, крымским татарам признавали право возвращения на Крымский полуостров. Но это право не соблюдалось до перестройки, т.е. до середины 1980-х гг.

По наблюдениям Марека Радзивона, в 1970-е гг. активизировались еврейские организации, в т.ч. т.н. отказники, которым власти СССР отказывали во въезде в Израиль, у которого с СССР не было дипломатических отношений. Кроме того, правозащитники вообще боролись за то, чтобы граждане СССР могли свободно перемещаться по своей стране и выезжать за рубеж, чего не было в реальности.

При этом, отмечает ученый, если в Литве, Латвии, Украине и Белоруссии и др. республиках СССР правозащитное движение имело национальную окраску, то в РСФСР, Москве и Ленинграде, все было иначе. И это объяснимо, говорит Марек Радзивон:

Русские в СССР были в привилегированном положении, как национальное большинство, и поэтому у русских диссидентов не было чувства этнической угрозы, потери языка. Они доминировали в этом плане.

И может быть, поэтому дальше всего от национальной проблематики стояли российские и, в частности, московские правозащитные организации.

Виктор Корбут